Сердце ворона  - Анастасия Логинова

Но, подобно Дане, Дмитрий Михайлович ответил совсем не то, что Лара ждала услышать.

– И, тем не менее, вы знаете, что лишь благодаря Юлии Николаевне сегодняшний приступ обошелся Александру Наумовичу столь легко, – взвешенно сказал он.

Лара подумала, что ему не чужда жестокость. Рахманов ведь допрашивает ее, как будто она преступница какая-то! Она прищурилась:

– Я погляжу, вам слишком многое известно.

– Приходится много подслушивать, – серьезно ответил Дмитрий.

– Профессия обязывает? – съехидничала Лара.

– И она тоже.

Но Лару больше удивляла именно жестокость – несправедливая жестокость к ней – чем его знания об истинных отношениях Лары с матушкой.

За что?!

Да, Лара умолчала кое о чем. Не желала признаваться себе самой, однако, глядя в серые глаза Дмитрия, все отчетливее вспоминала тот день, когда нечто подобное приключилось в пансионате.

Постояльцу стало плохо прямо в вестибюле, и прочие гости растерялись, не знали, как быть. Все – кроме Юлии Николаевны, которая проделала ровно то же самое, что и нынче Лара…

– Вы были тогда совсем малы, Лара, – подсказал Дмитрий, будто вместе с нею побывав в том воспоминании. – Но память занятная штука. Швыряет нас в прошлое, когда мы меньше всего этого ждем.

– Получается, господин Ордынцев и впрямь в каком-то смысле обязан жизнью моей приемной матери… – рассеянно согласилась Лара.

– Именно. – Голос Дмитрия все-таки потеплел. Ларе даже показалось, что он, наконец, ее обнимет. – Прекращайте это ваше ребячество: вам нужно вернуться домой.

– Да, наверное… – Лара послушно кивнула, готовая сделать все, что бы он ни попросил.

Она уже шагнула к дверям, чтобы пойти и собрать свои немногие вещи. Уже взялась за дверную ручку. Да только память и впрямь занятная штука.

– Господин Харди нынче сказал кое-что странное … – вспомнила вдруг Лара. Она обернулась и смело нашла его глаза. – Он сказал, что вы не вполне обычный человек. Что можете заставить меня сделать что угодно – а я даже не пойму, что этого хотите вы, а не я. Это правда?

И сама же, лишь по его лицу, вновь сделавшемуся совершенно бледным и рассеянным, поняла – правда. Поторопилась договорить:

– Нет-нет, меня вовсе не это страшит, Дмитрий Михайлович! Мне безразлично, что говорит Джейкоб. Мне отчего-то кажется, что я знаю вас намного лучше. Что дурного вы мне не сделаете даже под страхом смерти. Досадно будет, если я ошибаюсь… Но все же беспокоит меня другое. Скажите, это было ваше желание – вернуть меня? Или же вас послала за мной Юлия Николаевна?

Пусть владеет ее мыслями и ее волей. Лара, кажется, согласна подчиняться. Она и от намерения ехать учиться в Петербург уже готова была отказаться – но ежели этого и впрямь хочет Дмитрий . Он сам, а не кто-то еще.

Лара спокойно глядела ему в глаза. Черт его знает, как он это делает, но она поклясться была готова, что о ее мыслях ему прекрасно известно. И, тем не менее, вмиг растеряв свою уверенность, так восхищавшую Лару, он снова невнятно промямлил:

– Она волнуется о вас, Лара. Да, это ваша матушка просила вернуть вас…

«Трус. Несчастный трус. Еще больший трус, чем Конни!» – Лара вновь почувствовала, что закипает.

– А вам, выходит, все равно, где и я и как провожу дни? – хмыкнула она. – Что ж, передайте Юлии Николаевне, что обо мне заботятся, живется мне здесь куда лучше, чем дома, и, главное, что возвращаться я не собираюсь.

Даже дверью не хлопнула напоследок – закрыла ее вполне аккуратно.

* * *

Дмитрий Михайлович вскоре уехал. Лара исподтишка смотрела на его бессовестную спину из окна и столь яростно желала ему споткнуться на неровной брусчатой дорожке, что, в конце концов, он все-таки споткнулся. Впрочем, легче и тогда не стало. Он ушел, а Лара бесилась от отчаяния, что не может его заполучить.

И тогда-то, в порыве отшатнувшись от окна – едва не налетела на бедную Анну Григорьевну, тихо стоявшую позади.

А хуже всего, что ладонь с зажатым в ней медальоном она нечаянно раскрыла. Украшение выпало на пол и с металлическим звоном укатилось к самому подолу платья Анны Григорьевны.

В пансионат Лара не вернулась. Впрочем, Дмитрий и сам не нашел в себе сил вновь лицом к лицу встретиться с той женщиной, которая нынче называет себя Юлией Николаевной. Да и служба требовала его присутствия в Тихоморске, где он провел несколько дней к ряду.

Последний разговор с Ларой, столь неловкий, успел позабыться, сгладиться. Рахманов даже собрался вдруг навестить пансионат завтра – с утра пораньше, чтобы как раз застать Лару за очередным рисованием. А пока что он пребывал в Тихоморске и по главной улице города направлялся в полицейский департамент, где ждало его очередное совещание с Горихвостовым. Погрузившись в мысли, он не сразу сообразил, что кричат через всю улицу, окликая именно его:

– Дмитрий Михайлович! Господин Рахманов! Сколько лет, сколько зим…

Найдя взглядом крикуна, Рахманов немало удивился, что это был Константин Алексеевич Несвицкий, собственной персоной. Он стоял в дверях заштатной забегаловки и, морщась, пил кофе. Вид же имел столь потрепанный, что никакого дара не требовалось, дабы понять – гораздо больше Конни сейчас был бы рад рассолу.

Раздумывая не дольше минуты, Дмитрий решил, что у него как раз есть в запасе четверть часа для утренней чашки кофе.

– Вы, надо полагать, сняли комнату в этом заведении? – поинтересовался Дмитрий, пристраивая чашку на черт знает чем заляпанную столешницу.

Кофе был гадким на вкус, и маловато имелось надежд, что разговор окажется более приятным.

– Пока что не снял, но, видимо, придется. Ни за что не догадаетесь, что нынче произошло! – Гадать Дмитрий не собирался, поэтому Несвицкий, выждав с полминуты, рассказал сам: – Их величество Юлия Николаевна снизошла до того, чтобы просить меня об одолжении.

Дмитрий приподнял брови.

– Да-да, – оживился Несвицкий, – она даже употребила слово «пожалуйста». Просила, чтоб я отправился в Ордынцевскую усадьбу и вернул Ларису Николаевну домой.

– Отправились?

– Разумеется, – пожал плечами Несвицкий. – Мне, знаете ли, самому не по душе, что Лариса Николаевна вот так запросто взяла и сбежала из дому. Разве это дело? Тем более, моя дражайшая мачеха обещала, что, ежели удастся Ларису вернуть, то она пересмотрит вопрос о моем денежном содержании.

– Ну и как? Удалось вернуть Ларису Николаевну?

Тот, кажется, уловил сарказм, насупился. Сделал это столь по-детски, что Рахманов впервые задумался, сколько же лет господину Несвицкому. Не более двадцати двух-двадцати трех, очевидно. Мальчишка.

– Нет, – мрачно ответил Несвицкий. – Лариса Николаевна надо мною посмеялась только да велела возвращаться в Петербург. Право, я не узнаю ее в последние дни. Словно подменили. Не нравится мне это все – вот что я вам скажу.